Сказанное, надеюсь, снимает с меня обязанность толковать "смысл" книги. Роман, даже доходчивее и увлекательнее написанный, не кроссворд с единственно возможным набором правильных ответов - образ, который я тщетно пытаюсь ("Уважаемый мистер Фаулз! Объясните, пожалуйста, что означает...") вытравить из голов нынешних интерпретаторов. "Смысла" в "Волхве" не больше, чем в кляксах Роршаха, какими пользуются психологи. Его идея - это отклик, который он будит в читателе, а заданных заранее "верных" реакций, насколько я знаю, не бывает.
Оправданием мне служит тот факт, что художник должен свободно выражать собственный опыт во всей его полноте. Остальные пересматривать и хранить своё личное прошлое. Мы - нет, какая-то часть нашей души пребудет юной до смертного часа... зрелость наследует простодушие молодости.
Боги и свобода - понятия полярно противоположные; люди верят в вымышленных богов, как правило, потому, что страшатся доверится дьяволу. Истинная свобода - между тем и другим, а не в том или другом только, а значит, она не может быть абсолютной. Свобода, даже самая относительная, - возможно, химера, но я и по сей день придерживаюсь иного мнения.
Как любой человек на своём месте, он жить не мог без банальщины и мелочной показухи; мозги ему заменяла кольчуга отвлечённых понятий: Дисциплина, Традиции, Ответственность...
...а вокруг витал аромат Германии, Дании - бродяжий дух с налётом извращения, греха.
-Когда тебя нет дома, я представляю себе, что ты умер. Каждый день думаю о смерти. Когда мы вдвоём, ей это поперёк горла. Представь, что у тебя куча денег, а магазины через час закроются. Волей-неволей приходится хапать. Я не порю ерунду?
-Да нет. Ты говоришь о ядерной войне.
-Не о войне. О нас с тобой.
-Тебе это нравится, - сказала она. - Ты, парень, жалуешься на одиночество, а в глубине души считаешь себя лучше всех... Ты и есть лучше всех.
Мы говорили о всякой ерунде: теперь надо брать у молочника только одну бутылку, куда пропал мой читательский билет. Наконец она допила кофе, и мы оказались у двери. Я смотрел ей в лицо, словно ещё не поздно, словно всё - лишь дурной сон; серые глаза, пухлые щёчки. Навернулись слёзы, она открыла рот, чтобы что-то сказать. Не сказала, подалась ко мне, отчаянно, неловко, поцеловала так быстро, что я почти не ощутил её губ; и была такова.
Если его кто-то заколдовал, то нимфы, а не чудовища.
Одни зависят от людей, не понимая этого; другие сознательно ставят людей в зависимость от себя. Первые - винтики, шестерёнки, вторые - механики, шофёры. Но вырванного из ряда отделяет от небытия лишь возможность воплотить собственную независимость. Не мыслю, но пишу, рисую - следовательно, существую.
Идеалом он числил Казанову. Он сильно проигрывал этому кумиру по части ярких эпизодов биографии, не говоря уж о талантах, но, при всей своей неизбывно-тоскливой развязности, оказался не столь плох, как утверждал Митфорд. В конце концов, он хотя бы не лицемерил. В нём привлекало безграничное самомнение, какому всегда хочется завидовать.
-Я не сужу о народе по его гениям. Я сужу о нём по национальным особенностям. Древние греки умели над собой смеяться. Римляне - нет. По той же причине Франция - культурная страна, а Испания - некультурная. Поэтому я прощаю евреям и англосаксам их бесчисленные недостатки.
Несколько начальных штрихов наброска к новому портрету; в нижней половине незагрунтованного холста столбиком нацарапаны какие-то имена и цифры. Внизу, у самой рамы, проставлена общая сумма.
-Долги. Видите? "Тото". Тото - это алжирец, у которого он покупал гашиш.
Глядя на эти небрежные, пьяные каракули, я ощутил простодушие начертавшего их; и страшное, но закономерное одиночество гения среди обычных людей. Стрельнет у вас десять франков, а вечером напишет картину, которую позже оценят в десять миллионов.
-В музеях эту сторону не показывают.
-Бедняга.
-Он мог бы сказать то же самое о каждом из нас. И с бОльшим основанием.
-Простите. Но я ни разу не общался с духами. - И простодушно добавил: - Я вообще атеист.
-Разумный человек и должен быть либо агностиком, либо атеистом - терпеливо, но твёрдо сказал он. - И дрожать за свою шкуру. Это необходимые черты развитого интеллекта. Но я говорю не о Боге. Я говорю о науке.
-"Об одном прошу: занимательней!"
-Чьи это слова?
-Одного английского романиста.
-Зря он так сказал. в литературе занимательность - пошлость.
-Такие лица, как у неё... да, они смотрят на нас с полотен Ботичелли: длинные светлые локоны, серо-синие глаза. Но в моём описании она выглядит жидковато, как модель прерафаэлитов. В ней было нечто настоящёё, женское. Мягкость без слезливости, открытость без наивности. Так хотелось говорить ей колкости, подначивать. Но её колкости напоминали ласку. У меня она вышла слишком бесцветной. Понятно, в те времена юношей привлекало не тело, а дух. Лилия была очень красива. Но именно душа её была sans pareil (несравненной).
Я европеец. Остальное не имеет значения.
Грекам искони присуще социальное легкомыслие.
-Род человеческий - ерунда. Главное - не изменить самому себе.
-Но ведь Гитлер, к примеру, тоже себе не изменял.
-Верно. Не изменял. Но миллионы немцев себе изменили. Вот в чём трагедия. Не в том, что одиночка осмелился стать проводником зла. А в том, что миллионы окружающих не осмелились принять сторону добра.
