Angeleno

  Его собственная дилемма, разумеется, была типичнейшей для двадцатого века - дилемма человека, этого одушевленного млекопитающего, вынужденного расплачиваться личной свободой за пренебрежение к злоупотреблению свободой общественной и оказавшегося несостоятельным должником. Он словно попал в ситуацию, когда приходится выбирать между двумя абсурдными лозунгами - "Лучше быть мертвым, чем красным" и "Свобода любой ценой лучше, чем несвобода", между вызывающим тошноту страхом и тошнотворным компромиссом. Будто чувствуешь, как раковые метастазы поражают самое сердце твоего мира, и все же предпочитаешь уступить болезни, только бы хирургическое вмешательство не уничтожило вместе м болезнью и этот главный, пожираемый ею орган - свободу.

 Попытки критиковать восхваление бездарностей, вопиющее проституирование истинных ценностей, подмену истинных достижений рекламными успехами теперь неминуемо вызывали обвинения в элитарности и претенциозности, в утрате контакта с аудиторией. Болезнь поразила все недостаточно стойкие области культуры нашего общества, неся с собой ненужные осложнения и эксцессы капиталистической погони за наживой, поразила все эти податливые конструкции: телепланету, поп-планету, кинопланету, Флит-стрит и университетскую арену; сорт четвертый воспевал третьесортное...

  Реальная функция - не развлекать, а освобождать от необходимости мыслить.

  Время. Страх смерти, боязнь, что путешествие паломника приведет в никуда; все это отчасти объясняется тривиальным пуританским заблуждением: либо жизнь целенаправленна и ведет к успешному достижению цели, либо игра не стоит свеч. Мыльный пузырь лопается, и, обернувшись назад, видишь за собой пустоту.

  Если Бог существует, Он (Она, Оно?), должно быть, высокомерно и холодно безразличен к целому ряду вещей, которые для отдельных мыслящих и чувствующих пылинок материи имеют наипервейшее значение, таких как страдание, равенство, справедливость и все остальное в том же духе.

 Всякое искусство есть суррогат индивидуального воображения каждого из тех, кто составляет его аудиторию.

  Как утверждают критики-марксисты, уход от объективного факта в сокровенное воображаемое всегда антисоциален и сугубо эгоистичен. Каждый художник обитает в пространстве, похожем на мое оксфордское жилище - комнату с бесчисленными зеркалами?

  Ирония заключается в том, что все художники, во всяком случае пока длится процесс творчества, гораздо более "божественны" (как свидетельствует опыт), чем любая первопричина, существование которой утверждается теологически или научно. Разумеется, они не свободны ни в генетическом, ни в социальном, ни в техническом плане; они скованы цепями собственного таланта, собственного прошлого и настоящего опыта; и тем не менее даже эта их ограниченная свобода значительно шире, чем у всех остальных людей, кроме, пожалуй, мистиков и сумасшедших, ибо творцам принадлежит безграничное пространство зеленого леса, который и есть пространство воображения, а западное общество не возбраняет их блужданий в этом лесу. Такова единственная реальность подобного ухода в себя, и она чаще всего никак не связана с публичной оценкой его конечного продукта.
  Но ремесленник и настоящий художник тем различаются, что один знает, на что способен, а другой - нет; вот почему одно занятие ничем не грозит, а другое чревато всяческими последствиями.

  Истинность этих догм оказывалась менее существенной, чем то, что из-за трудности их понимания, их загадочности, их эзотерического жаргона они могли легко и просто удерживать в повиновении людские толпы.

 

 Чего я не могу принять, так это уровняловку, стремление считать преступлением талант, энергию, самоотдачу, трудолюбие... Я не могу принять уровень обедневшей посредственности за норму всеобщего социального здоровья. Почему это вам должны платить столько же, сколько писателю, в десять раз менее способному, чем вы? Почему Эндрю должен лишиться справедливого вознаграждения за все улучшения, сделанные им в поместье? Вы, социалисты, кажется, никак не можете усвоить, что сведение всех и каждого к низшему уровню не просто химера, вещь генетически невозможная, не говоря уже ни о чем другом, но и нечто совершенно контрпродуктивное. Это нисколько не поможет низшим слоям общества. Абсолютная справедливость была, есть и остается мифом, ибо жизнь по сути своей несправедлива. Но несправедливость эта имеет свою цель. - Я попытался возразить, но он снова поднял руку. - Извините, пожалуйста. Оставим в стороне политику. Ни одна из форм жизни не способна существовать на основе принудительного равенства. Это биологический факт. Эволюция строится на принципе свободного развития индивида - каждого на свой манер. Вся история развития человека и природы свидетельствует об этом беспрестанно.


  Мимесис - как филасофско-эстетический термин обозначает искусство как "подражание подражанию" (Поскольку, согласно Платону, видимый мир есть подражание высшему миру идей, искусство подражающее реальности, есть лишь подражание подражанию.)

dream a dirty dream

  Никакое искусство не станет всегда и во всем предпочитать бесчестного человека - честному, Тартюфа - искреннему, посредственность - гению, расчет - эстетическим и этическим принципам; никакое искусство не может по сути своей основываться на принципах низменного популизма, сводясь к наименьшему общему знаменателю. В один прекрасный день история задастся вопросом: как могло случиться, что так мало поистине зрелых фильмов было создано в двух странах, обладавших для этого наилучшими возможностями? Почему брак по расчету между двумя интеллектами - еврейским и англосаксонским - породил столько ничтожного блеска и столь мало сути? И отчего так непропорционально много свидетельств, что кино воистину  может быть не просто искусством, но искусством великим, явилось из стран за пределами англоговорящего мира?

  Венера - Мневра, стоязыкое чудище, вместилище надежд и амбиций; Шекспирова Верона, студенческий Эльсинор от начала времен - тех времен, что формируют личность... Не город - инцест.

  Chasum à sa mort

  Еще я чувствовал за всей ее внешней почтительностью, что ко мне как бы снисходят - так интеллектуал снисходит к крестьянину, подчеркнуто вежливо делая уступки его невежеству. Ощущение было такое, что я повсюду несу с собой запах того вульгарного внешнего мира, в котором обитал; что существовала по меньшей мере одна причина, по которой Джейн не могла более откровенно выражать свои чувства: я настолько утратил чистоту и тонкость восприятия, общаясь с второстепенными умами второсортного мира, что теперь не мог бы ее понять.

  Воздействие общества на личную судьбу человека загадочно, но, поскольку наш век нельзя упрекнуть в нежелании разгадать загадку, пожалуй, следует сказать - загадочно для меня самого. Всю свою жизнь я метался меж верой в хотя бы малую толику свободной воли и детерминизмом. И вот - единственный четкий вывод: решения, которые, как мне представлялось, были результатом моего собственного свободного выбора, вовсе не свидетельствуют о большей разумности, чем те, что продиктованы слепой судьбой.  Одним из самых страшных чудовищ семнадцатого века в бестиарии моего отца был квиетизм; а в моих глазах эта философия - когда он яростно ее обличал - выглядела привлекательной... Прежде всего представлением, что и добродетель, и порок - оба враждебны благодати. Никакой благодати я, разумеется, не обрел, но точно так же не нашел и убедительных доводов в пользу того, что следовать собственной природе хуже, чем  противиться ей. Главная проблема, опаснейшая ловушка, разумеется, в том, как узнать, что есть твоя истинная природа.

  Полагаю, викторианцы столь долго предавали театр анафеме и всячески кастрировали его потому, что понимали - драма намного ближе к неблаговидной реальности, чем роман. Она прилюдно выдает секреты, выбалтывает тайны чужакам; реплики доносятся не анонимной строкой печатной страницы, не в уединении, подобном тому, в каком совершаются естественные отправления или противоестественные сексуальные забавы, не в глубине одинокого ума, а мужчинами и женщинами, выступающими перед широкой аудиторией. Роман, печатная страница - вещи очень английские; театр (вопреки Шекспиру) - нет.

 Ну, меланхолия в искусстве часто предшествует фашизму. Руссо, а потом - Наполеон. Шатобриан, а потом - Реставрация. Двадцатые годы.

  Я давно привык к общению один на один; к отношениям, подчиненным правилам артистического, коммерческого или сексуального кодекса поведения; к чему угодно, только не к этому свободному и теплому сплетению нитей, связующих людей в единый клан.

  слава богу, что есть Европа и мелкие, без претензий предприниматели... настоящие мастера своего дела. за что и пользуются уважением.

  Бруклинский парнишка находит работу в роскошном особняке на Лонг - Айленде. Он - младший конюх. Каждое утро он седлает коня, ведет его к парадному крыльцу дома и ждет, чтобы дочь его господ спустилась по ступеням и отправилась на прогулку. Он влюбляется в девушку так сильно, что начинает грустить, перестает есть. Однажды старший конюх отзывает парнишку в сторону. И парнишка признается ему, в чем дело: девушка никогда не говорит с ним, никогда на него не взглянет, кажется, вообще не замечает, что он существует.

 -Слышь-ка, - говорит ему старший конюх, - с женщинами всегда надо как-нито исхитриться, чтоб тебя враз заметили.

 -А как?

 -Ну покрась ей коня в оранжевый цвет. Она ж не сможет не заметить. Тут ты и заговори с ней. И враз в дамки.

  В тот же вечер парнишка выкрасил коня от носа до хвоста в ярко- оранжевый цвет. На следующее утро он его седлает и ведет вокруг дома, к парадному крыльцу. Девушка сходит по ступеням, удивительно смотрит на коня, затем на парнишку, который кго держит.

 -Кто-то выкрасил моего коня в оранжевый цвет!

 -Ага. Это я. Давай потрахаемся.

350

Любовь

  Любовь может изображаться в виде Купидона, Венеры или как влюбленная пара.

  В древней Греции Любовь отожествлялась с Эротом, основным источником энергии всей вселенной или Купидоном, сыном Афродиты (Венеры).

  Любовь олицетворяет принцип желания и познания, благодаря которому мир продолжает существовать и находится в постоянном движении.

Религия и философия:
Орфизм, Платонизм, Каббала, алхимия, Неоплатонизм

Боги и символы:
Венера, Мудрость, Дева Мария, Христос, Церковь, животные, жизнь, смерть, пороки, добродетель, пять чувств, темпераменты, музыка, алхимия

  На протяжении многих веков любовь изображалась в виде огромного числа разных предметов и аллегорических мотивов, которые раскрывали как ее положительную, духовную, сущность, так и отрицательную - плотскую. Эрот - в Орфизме воплощает всеобъемляющее желание, которое дало начало вселенной. В эпоху средневековья он потерял свою космогоническую значимость и стал изображаться, как крылатый мальчик, также известный как Купидон, сын Афродиты и Ареса.
  В эзотерической литературе и живописи любовь считается главным принципом духовного возвышения, благодаря которому человек познает божество.

• Разгоняя кадуцием облака, Меркурий "раскрывает" тайны любви.
• Целомудрие посвящается в тайны любви Чувственностью и Красотой.
• Купидон изображен выстреливающим огнем страсти в сердце Целомудрия.
• Венера олицетворяет добродетель высокого искусства и духовной любви, которые способны возвысить душу до уровня Бога и сделать ее бессмертной.
• Зефир, весенний ветер, оплодотворяет деву Хлориду "дыханием страсти".
• Образ Флоры, богини весны основан на ученой поэме Овида "Фасты". Она олицетворяет союз противоположностей - целомудрия (Хлорида) и любви (Зефир).
• Три грации символизируют гармоническую и бескорыстную любовь, которая жертвует всем и не требует ничего взамен.

Пороки

  Пороки - воплощение нравственного хаоса. Изображаются в виде вызывающих отвращение людей или животных, часто в противопоставлении добродетели или в облике искушения.

  Пороки указывают на неспособность поступать в соответствии с общественными нормами и силу влияния дьявола на человеческую душу.

Религия и философия:

Платонизм, Орфизм, Герметизм, Иудаизм, Христианство, алхимия

Боги и символы:

Ночь, Эрос, Пан, Дионис, Персефона (Прозерпина), Аид (Плутон) Афродита (Венера), Ева, Сатана, Люцифер, хаос, змея, зло, Ад, тьма, дерево пороков

  Христианская нравственность насчитывает семь основных пороков (лень, жадность, чревоугодие, зависть, гнев, похоть и гордыня), называемых смертными грехами. Кроме главных пороков, существуют второстепенные или простительные грехи, такие как трусость, обман, идолопоклонство, непостоянство, неверность, несправедливость, глупость, пьянство, клевета и невежество.

  В эпоху средневековья порокам соответствовали образы животных: похоть - свинья или коза, жадность - волк, гордыня - летучая мышь или коза, жадность - волк, гордыня - летучая мышь или павлин, лицемерие - лиса,  лень - осел, трусость - заяц.

the day breaks and everything is new

  Во время войны все это, разумеется, было совершенно естественно: общество замерло в своем развитии, что и дало лейбористам возможность одержать победу на первых послевоенных выборах. Я думаю, совершенно неосознанно и вопреки тому, что Гитлер был архидемонстративен, отец не мог не одобрять его за то, что ему удалось так надолго задержать социальных прогресс.

  Речь идет о том, как англичане превращают внешнюю свободу (в отличие от свободы воображения) в игру по правилам, где допускается свобода совершать любые поступки, кроме тех, что могут нарушить раз и навсегда установленные правила. Подозреваю, что у англосаксов господствовало гораздо больше всяческих табу, чем у кельтов, которых они вытеснили из Англии. Если римляне принесли с собою цивилизацию, то германские племена принесли ритуальные коды, до сих пор живущие в нашей отвратительной способности изобретать игры по правилам, совершенствовать искусство, убивать время в соответствии с чужими установлениями. Еще в школе (да и до сих пор) у меня вызывали особое отвращение командные игры, впрочем, тогда я объяснял это тем, что они были ярким символом всей садистской системы сотворения стереотипов.

потаенная языческая человечность

  Я надолго отверг этот свой мир потому, что считал его причудливо-ненормальным. Но сейчас понимаю, что он просто крайний пример того, что происходило с обществом в целом.

  Тирания глаза - обожателя границ: из-за нее и рождается отчуждение от реальности в киноискусстве; то же свойственно и театру, но там это не столь заметно из-за различий в исполнении и режиссерской трактовке одного и того же текста. Но окончательных монтаж фильма уже не допускает выбора, оставляя лишь один угол зрения; и нет больше простора для творческого подхода, для обиняков, нет времени для собственных мыслей. В акте сотворения собственного прошлого, прошлого сценария и прошлого съемок, он разрушает прошлое, сокрытое в сознании любого из зрителей.
  Каждый образ по сути несет в себе сто-то от фашиста, затаптывая правду о прошлом, какой бы смутной и нечеткой она ни была, подминая под себя реальный опыт прошлого, словно мы, оказавшись перел руинами, должны стать не археологами, но архитекторами. Слова суть самые неточные из знаков. Только обуянный наукознанием век мог не распознать, что в этом - его величайшее достоинство, а вовсе не недостаток.

  Я не могу по-настоящему воссоздать его при помощи слов, могу лишь надеяться пробудить нечто похожее на собственный опыт через иные воспоминания и чувствования, о нем и нужно писать.

 снег, начало мира, где зима - реальность

  Нам тогда могло показаться, что она несет в себе доброе начало, как одаряет добром великое, но аморальное искусство, принося в жертву все ради собственного "я"; но мы не знали тогда, что жизнь и искусство не взаимозаменяемы.

  Тот, кто создает сам, не может любить критиков, слишком уж различаются эти два рода деятельности. Один порождает, другой - режет по живому. какой бы справедливой не была критика, она всегда вершится тем, кто не имеет (евнухом), над тем, кто имеет (создателем); тем, кто ничем не рискует, над тем, кто ставит на карту само свое существование - как экономическое благосостояние, так и бессмертие.

 Может быть, мы обладали слишком развитым самосознанием, слишком внимательно присматривались друг к другу, слишком хорошо знали, чего от нас ждут, и слишком боялись показаться претенциозными; а потом, в пятидесятые годы, нас сшибла и отбросила прочь мощная волна антиуниверситетской, рабочей драматургии, рабочего романа.

 

  Потом он заговорил о телевидении, о его эфемерности, об "отупляющем количестве дерьма", без которого он не мог обойтись в собственных программах. Это была та де травма, то же испытание медными трубами, через которое когда - то прошел и я: тирания массовой аудитории, необходимость подавить в себе интуицию, образованность, тонкость восприятия и десяток других качеств, признать ту несокрушимую истину, что большая часть человечества невежественна и жаждет - или хотя бы платит за то, чтобы людей считали идиотами. Массовая аудитория - это мудаки, как когда-то лаконично пояснил мне прославленный голливудский продюсер, а мудаки ненавидят все интеллектуальное.

  Любое искусство - от прекраснейшей поэзии до грязнейшего стриптиза - изначально определяет: отныне ты пребываешь на глазах у толпы и должен мириться с тем, что влечет за собой всякое публичное зрелище.

  Можно придаваться самобичеванию с теми, кого любишь, но не с теми, к кому испытываешь презрение.

  Думаю, именно там впервые я четко осознал бессмысленность такого понятия, как прогресс в искусстве: ничто не могло быть лучше, прекраснее того, что мы здесь увидели, до скончания времен. Заключение печальное, но в благородном непреходящем, плодоносном смысле.

  -Я швырнула в него бутылку джина - совершенно вышла из себя. Наглость такая! И нечего ухмыляться.
  -Хоть часть квартиры уцелела?
  -Это было у него дома.
  -Прекрасно. Никогда не швыряйся собственным джином.

  Несомненно, все разводы повторяют историю Адама и Евы. "Бытие" хранит гробовое молчание о том, что произошло после изгнания их из Эдема, сообщая лишь, что они произвели на свет того, кто был убит, и того, кто убил. Порожденные нами Каин и Авель обрели форму абсолютного непрощения.

  Члены нашего тела - существительные, действия - глаголы; ничто так не разрушает наслаждение, как необходимость вслух оценивать и анализировать то, что само по себе уже является совершенным, предельно выразительным языком: словно музыкой, им следует наслаждаться в тишине.